Первым моим порывом было попросту срезать упряжь, но я тут же сообразил: за ущерб придется платить, да и лишних обид учинять не следует.

   -Распрягай, - велел я мужичонке, опасливо топтавшемуся поодаль. Он и сбежать не мог, бросив коня и плуг, и подойти боялся -- вид у меня был достаточно грозный. - Кому говорю? А то сейчас напластаю сбрую на мелкие кусочки, как чинить будешь?

   -Да это... ну, того... - пробормотал он.

   -Не трону я тебя, - пообещал я, поняв причину его колебаний. - На кой ты мне сдался? Руки пачкать...

   -Ну! - неопределенно сказал мужичонка и живо распряг своего доходягу.

   -Откуда он у тебя? - спросил я, осторожно выводя коня на более-менее ровную поверхность. - Спёр, поди?

   -Чего-о?! - оскорбился он. - Чего это сразу спер?

   -А откуда бы у тебя взяться такой лошади? - Тут я заметил, что бедолага прихрамывает на переднюю левую ногу.

   -Сам прибёг, - сказал крестьянин и вытер нос рукавом. - Приковылял, стало быть.

   -Угу, у таких, как ты, все само прибегает и к рукам прилипает, - согласился я.

   -Да правду я говорю, - окончательно оскорбился он. - По зиме дело было...

   Из его путаного сбивчивого рассказа выходило, что в начале зимы где-то неподалеку случилось очередное побоище. Случилось и случилось, главное, хутор не спалили и вообще мимо прошли, а кто именно, того мужичок знать не знал. Целы остались, и ладно. А через пару дней, отправившись в ближайший лесок за хворостом, он и нашел этого вот гнедого. У того, видно, убили хозяина, если судить по окровавленной и уже задубевшей попоне. Сам конь хромал на трех ногах, однако же умудрился выйти к человеческому жилью, даже волки его не съели. ("Какие волки! - подумал я. - Где хозяйские оборотни хоть раз появлялись, волков в ближайшие десять лет не жди, они не самоубийцы!") Сперва мужичок хотел коня прирезать: перелом не залечишь, а так -- хоть мяса на всю семью хватит! Потом присмотрелся и сообразил, что на больную ногу гнедой все-таки наступает, позвал кого-то, кто побольше смыслил в лошадях, и стало ясно, что перелома нет, так что на всех четырех конь еще сможет бегать.

   Тут включилась крестьянская смекалка заодно с крестьянской же жадностью. Во-первых, если гнедого вылечить, его потом можно дорого продать. Во-вторых, его же можно подпустить к своей кобылке, авось, жеребенок получится справный. Наверно, было что-то "в-третьих" и "в-четвертых", но это не столь важно, главное, гнедой остался зимовать в хуторской конюшне. Правда, на скудном пайке он здорово отощал, но зато к весне уже нормально ходил.

   А как начал таять снег, случилась беда: пала кобыла. Ну и что оставалось делать бедному хуторянину? Небось, не оставь он этого дармоеда, своей лошадке доставалось бы побольше корма, дотянула бы до пахоты, не оставила хозяина без подмоги! Вот и пришлось впрягать гнедого, только проку с него -- шиш да маленько. В упряжи ходить не умеет, только под седлом, а как все же в плуг впрягли, мороки меньше не стало: слабосилен оказался, на своих домашних и то больше вспашешь!

   -Зимой еще его резать надо было, - завершил мужичок свою печальную повесть. - Хоть какой бы толк вышел! А теперь что? Кожа да кости...

   -Ты не горячись, дядя, - сказал я. - Покажи лучше, где у тебя конюшня.

   -Зачем еще? - всполошился тот. - Ты человек прохожий, случайный, вон, оружный, как тебя на двор пустить? А ну -- вор?!

   -Я заплачу, - пообещал я и побренчал медяками в кармане. Хорошо, что камешки я ссыпал туда же, звона вышло больше.

   -Жрать самим нечего, - сказал мужичок, по-моему, шевеля ушами в попытках пересчитать монеты на слух.

   -Своё, - похлопал я по тощей сумке (ее я тоже подобрал там, на поле боя, не в карманах же таскать добычу?). - А переночевать не откажусь, надоело в чистом поле...

   -Не откажется он... - пробурчал тот, получив медяк. - Тебя как звать-то, парень?

   -Север, - ответил я, вовремя сообразив переделать свое имя на местный лад. В истинном своем виде оно звучало бы слишком странно.

   -Ну, а я тогда Сивый, - хмыкнул мужичок. - Ты от коня-то отцепись, отцепись, не твое -- не лапай!

   -Иди уже, хозяин рачительный, - подтолкнул я его в спину. - Про коня мы с тобой попозже потолкуем...

   -Только ночевать будешь там же, на конюшне, - снова остановился он. - В дом не допущу! У меня там жена и вообще!

   -Нужна мне твоя жена... Ладно, только дай воды наносить -- коню и себе, сам видишь, в какой я грязи!

   -Это пожалуйста, - согласился он, подумав. - Это сколько угодно. Колодец -- вон он, ведро там же стоит. Как управишься, скажи, я ворота снаружи на засов заложу, а то смоешься еще и гнедого уведешь!

   -Куда я его уведу, - пробормотал я, - если он на ногах еле стоит. Где, говоришь, колодец-то?

   До вечера я таскал воду. Для начала вычистил коня -- этого явно давно никто не делал, - кое-как разобрал ему хвост и гриву. Хорошо еще, они некогда были подстрижены по-кавалерийски, иначе осталось бы только обрезать, такие там оказались колтуны. Гнедой, отдохнув и напившись, немного ожил и начал поглядывать на меня косо, фыркать и прядать ушами. "Ну нет, родной, так дело не пойдет", - подумал я и засыпал ему двойную порцию того, что здесь именовалось кормом. Об овсе даже мечтать не приходилось, и как он умудрился протянуть всю зиму на этом вот... не знаю, как это назвать, я не представляю. Живучий оказался, разве только благодаря этому. Или везучий.

   "Везение нам пригодится", - решил я и занялся собой. Стирать одежду, ясное дело, не стал: по такой погоде ее только у печки сушить, а в дом меня пускать не собирались. Так, выколотил уже присохшую грязь из куртки и штанов, сапоги помыл и с огорчением понял, что они в еще худшем состоянии, чем я предполагал. Ну, и с себя смыл, что смог, сойдет пока что...

   Пока я возился у колодца, в низких окошках дома мелькали любопытные лица домочадцев Сивого. На двор, однако, никто не показывался, да оно и к лучшему: меньше народу запомнит мою физиономию.

   -Запираю, - сказал Сивый, когда я уже устраивался в конюшне. Ну, запах, что ж теперь, можно пережить. - Огня не вздумай разводить!

   -На кой тут огонь? - спросил я. - Крыша дырявая, луну видать.

   -Это... - он переступил с ноги на ногу. - Тебе, может, овчину кинуть укрыться? Ночами-то еще того... холодно.

   -Я привычный, - ответил я. - А скажи-ка, Сивый, ты о волках что-то говорил, верно?

   -Ну?

   -А нельзя ли волчий хвост раздобыть? Или просто шкуры клок?

   -Тебе на что?

   -Нужно, - ответил я коротко. - Так найдется или нет?

   -Ну, от шубы могу отрезать, - пожал он плечами. - Только он потертый уж.

   -Ничего, сойдет, это мне без разницы. А скажи еще, Сивый, за сколько у вас тут можно лошадь купить? - Я увидел, как у него разгорелись глаза, и быстро поправился: - Обычную крепкую крестьянскую лошадь, чтобы и пахать на ней, и... что вы там еще делаете?

   Мужичонка подумал и бухнул неслыханно.

   -Ты точно свихнулся, - сказал я. - Столько породистый жеребец стоит!

   -Так это!.. - схватился он за бороду. - Жеребец! А ту лошадь поди еще найди!

   И понес какую-то околесицу о том, что за лошадью надо тащиться на дальний хутор, а туда пешком поди дойди по такой-то распутице, да еще когда туда-сюда военные шастают, да еще сторгуйся, да смотри, чтобы на пути туда не ограбили, а на обратном конягу не отобрали...

   В общем, столковались мы на двух серебряных. Деньги я обещал отдать поутру, когда буду уходить. Об "уезжать" говорить было рано -- гнедому бы самому идти, а на него еще кое-что навьючить нужно, иначе чем я его по дороге кормить стану? Ближайшее жилье, сказал мужичонка, днях в трех пути отсюда, не меньше. В последнее время народ все больше по лесам прячется, потому как большую деревню заметить легко, непременно налетят и пограбят, хорошо, если не сожгут. А поодиночке, может, и тяжелее живется, зато больше шансов остаться незамеченными.